1. Лиха беда (начало).

Начало не обещало ничего хорошего. Моросил мелкий противный дождь, я сидела в вагоне, хмуро смотрела в окно и думала, не остаться ли дома. Дома делать было нужно много чего. А в Ульяновск ехать было не за кого: за две недели выяснилось, что у “Шлезвиг-Голштейна” и так переизбыток людей, из московских знакомых не едет почти никто, списаться с “Клио” оказалось невозможно, “Лисы” были наполовину в редакторской группе, и до последних дней колебались, набрать добровольцев или с кем-нибудь объединиться. За три дня до фестиваля выяснилось, что они всё-таки выбрали второе. Однако ж взятый за четыре дня билет сдавать не хотелось.

За две минуты до отправления, видимо решив проявить вежливость королей, неспешной походкой прогуливающегося джентльмена в вагоне показался Руслан Батдалов… И все мои мечты о том, что вот он сейчас не успеет, и тогда в “Шлезвиге” вместо него буду играть я, разлетелись в пыль. На всякий случай я поинтересовалась, не видел ли он кого из знакомых. Увы. Поезд был ранний. Похоже, все московские знатоки ехали более поздним, с чистой совестью закончив рабочий день. Я поинтересовалась, знает ли кто в Ульяновске, что мы приедем этим поездом. Как выяснилось, кроме как Ренату Хайбуллину, это никому не сообщалось, да и тому очень приблизительно. Я поинтересовалась, где предполагается проживать. Ответ был ещё более расплывчат и неопределёнен. Видимо, там, где и прочий “Шлезвиг”. Причём, где проживает “Шлезвиг” — также оставалось неизвестным. Немного подумав, я решила, что все проблемы стоит отложить, во-первых, на завтра, а во-вторых, на хрупкие мужские плечи.

2. Продолжение.

Рано утром — дождь, похоже, только усилился — мы выбрались из вагона. Решили пройти по перрону. В этот момент мрачные предчувствия начали не сбываться.

То есть нас встречали. Оказалось, мало кто из москвичей написал внятно, когда прибывает, поэтому решили встречать все поезда из Москвы, благо их не так много. Этим поездом действительно приехали только мы, и поэтому Мишу Бондаря мы получили полностью и целиком в наше распоряжение.

Мало что может быть приятнее встречи со знакомым химико-биологом в такую погоду, особенно с Мишей Бондарем.

Затем нас стали заселять. Сначала Миша решил, что Ренат живёт в “Волне”, и мы доехали до “Волны”. Здесь Миша позвонил Ярику и выяснил, что тот живёт в “Венце”. Добравшись до “Венца”, мы выяснили, что цены там несколько превышают сумму, которую собирались на это дело потратить. В “Венце” с нами обошлись очень предупредительно — администратор позвонила в “Советскую”, выяснила есть ли там места, и по какой цене. После этого мы двинулись в “Советскую”. Оставалось только жалеть, что прогулка в столь приятном обществе закончилась так быстро, ибо было понятно, что больше пообщаться нам на фестивале не удастся — Миша был в редакторской группе.

В “Советской” мы встретили группу товарищей из Саранска и Саратова. Среди прочих там был и Миша Иванов, (выступивший в роли ангела с небес), который грустно спросил Мишу, не знает ли он кого-нибудь, кто мог бы за них поиграть. Я спросила, не согласятся ли они взять меня, отважно приготовившись к отказу. Но мрачные предчувствия опять не захотели сбыться — Миша сказал, что не возражает.

Поселившись, мы попрощались с Мишей Бондарем у входа. Пока всё было не так уж плохо. Гостиница была не буржуйская, впрочем мы за неё не переплатили. Наша комната занимала стратегически важное положение: напротив холла и лифтов. Прекрасно было слышно, кто приходит и кто уходит. Кроме того, в номере был чёрно-белый телевизор, которым я любовалась с ностальгическими воспоминаниями.

3. Вот мы добрались и до самого фестиваля.

Запасшись какой-никакой едой (кстати, без особых проблем), мы вернулись в гостиницу. После этого я обнаружила, что телевизор показывает “Усатого няня”, и уселась смотреть, потворствуя ностальгическим чувствам. Руслан ушёл к Соловьеву и Ковалю заниматься обсуждением проблем Поволжской Лиги. Но фильм вскоре кончился. Становилось скучновато… Но мрачные предчувствия опять не оправдались, а оправдались стратегические преимущества комнаты: через пять минут по звуку лифта стало ясно, что кто-то пришёл. А по голосам — что это не просто кто-то, а “Чеширский слон”, да ещё с Димой Бороком и Катей Пахомовой. Подобрав подходящий предлог, который должен вызывать в людях приятные чувства (надо было вернуть ребятам деньги), я вписалась в компанию. На приглашение тоже присоединиться Руслан отреагировал отрицательно, продолжив обсуждать с Соловьевым и Ковалем проблемы Поволжской Лиги. Далее последовал замечательный вечер в непьющей компании, с большим количеством вопросов “Свояка” (этот “Свояк” мы сыграли с большим мастерством, чем фестивальный). Где-то около полуночи, когда Катя стала засыпать, они с Димой тихо дематериализовались, что послужило сигналом и для остальных. В полутьме коридора сидели Руслан с Димой Соловьевым и Женей Ковалем и продолжали обсуждать проблемы Поволжской Лиги…

5. И была ночь, и было утро – день второй.

Утром было “Травести”. По старой доброй традиции я пошла играть его за “Клио”. Играли буйно, обсуждая на ползала, громко ругаясь, убеждая друг друга в неоспоримости собственных версий и доказывая несостоятельность иных утверждений, а также выясняя, что же всё-таки стоит писать — версию более подходящую, или ту, что написана в бумажке у ведущего. Непонятно почему, но мы выиграли, как и всегда, когда “Травести” играется с “Клио”. Хотя очень старались проиграть.

Система игры поменялась — нужно было ответить на количество вопросов, большее половины от того, что было задано за второй день, в противном случае команда вылетала из финальной гонки. То ли вопросы были попроще, то ли мы стали играть получше, но, взяв подряд то ли 9, то ли 11 вопросов, мы поняли, что оказались в числе тех команд, которые проходя в “Брейн” целиком (кстати сказать, со мной это впервые!). “Брейн” мы отыграли весьма и весьма неплохо, правда, взяв себе другого кнопочника. Но бой за третье место мы проиграли, кажется, “Игромании”. Ну и ладно, и так неплохо получилось.

Это, наконец, была последняя игра в “Свояк” на этом фестивале и немудрено — через 15 минут мы уже подъехали к Москве…