Источник информации:

Электронная версия газеты "Столичные Новости" (N9 за 12-19 марта).


КАК СТАТЬ МИЛЛИОНЕРОМ

Когда родилась Наташа, Ворошилову было 67 лет История Владимира Ворошилова и его наследства.

В годовщину смерти известного телевизионщика Владимира Ворошилова в общество выплеснулся скандал вокруг его немалого наследства. Судятся его официальная жена Наталья Стеценко и фактическая — Наталья Климова — мать единственного ребенка. Наш обозреватель Павел Апрелев встретился с друзьями покойного — бывшим генеральным директором РТР Анатолием Лысенко и драматургом Михаилом Шатровым.

— Анатолий Григорьевич, прошел год после смерти Владимира Ворошилова. За это время, несмотря на интерес журналистов к фигуре создателя «Что? Где? Когда?», вы нигде не выступали, молчали. А ведь известно, что вы были самыми близкими друзьями.

— 10 марта прошлого года я отлеживался после больницы дома, вошли дочь с сестрой, стали говорить довольно глуповатые вещи: «Еще таблетку, магнитные бури», — и после того, как я все выпил, они сказали: «Ты знаешь, с Володей нехорошо». Я позвонил домой, и его жена Наташа сказала, что Володи нет. Последний раз мы говорили за полтора часа до этого по телефону. Так закончились почти день в день 33 года нашей жизни. 33 года жизни, в которой мы работали, веселились, встречались или звонили друг другу каждый день. Прошел год, и я сейчас ловлю себя на том, что, выходя из дома, я автоматически набираю 73... и так далее. Деду, чтобы поговорить с ним. Я все время буду говорить «Дед», потому что я привык его звать только так. Я пришел на телевидение — и он работал там: очень суровый, очень мрачно смотрящий на жизнь сквозь стекла величественных затемненных очков. Он глядел на всех сверху вниз, несмотря на свой небольшой рост, его все боялись. Те, кто когда-то работал с ним в театре, где он был в свое время главным художником, при слове «Ворошилов» приседали, испуганно оглядывались по сторонам и говорили, что от работы с ним у них начиналась экзема. Он же был очень талантливым театральным художником! Но кончилось это дракой на премьере художественного руководителя театра и Ворошилова. Его и выкинули из театра. В общем, он был знаменит своими изысками, да и скандалами. Понятия 99,9 процента для Ворошилова не существовало. Кстати, как и 100,1. Для него существовало только 100 процентов. Попадание в яблочко. Ничего другого! Геомагнитная обстановка, мировая революция — они не существовали для него. Только работа и все.

— А что именно вы вместе сделали?

— Мы сделали вместе «Аукцион», после которого нас выгнали. Потом мы вместе делали «А ну-ка, парни!», после этого меня окончательно выгнали с эфира. А потом все остальное время мы всегда обсуждали все, что мы делаем, но никогда не работали вместе. Это очень сложный момент, связанный с Володькиным отношением к деньгам. Мы были друзьями, которые не были связаны производственными отношениями. Но, если надо что-нибудь придумывать, я обращался к нему: «Володь...» Если ему нужно что-то, то он ко мне.

— Не из-за такого ли характера при жизни скандалы сопровождают эту фигуру и после смерти?

— Может быть. Я бы сказал так, что до последних пяти лет жизни для Володи и жизни не существовало. Он был не особо хороший муж.

— Сколько у него было жен?

— Пять — Ворошилова, Бухаркина, Музыка, Наталья Стеценко, его последняя — неофициальная жена — Наташа. Хотя все они, за редким исключением, сохранили о нем самые теплые воспоминания. Он был очень невнимательный до последнего времени сын. Очень. Он был очень невнимательный друг: мог вспомнить о том, что у тебя день рождения, через месяц, прийти с покаянным видом и сказать: «Ты меня — сволочь — прости». Он мог явиться вечером, через месяц, и принести свою фотографию, очень смешную, без очков, где беспомощное лицо и какая-то очень грустная надпись: «Пора, мой друг, пора». Очень невнимательный. Но на него никто не обижался, потому что для него существовало только одно — работа. Ведь он мог позвонить, когда мы работали над «Аукционом», в двенадцать, в час ночи и спросить: «Что ты делаешь?» — «Читаю». — «А-а-а-а-а! — Начинался дикий крик: — Вместо того чтобы сидеть и думать над передачей, ты читаешь».

— Для телезрителей дело его (я имею в виду передачу «Что? Где? Когда?») довольно успешно продолжается. Для вас, как для его друга и как для известного профессионала, это тоже так?

— Я за все время после его смерти смотрел два раза. Во-первых, чисто физически мне очень трудно, я и сейчас не отошел после его ухода. Боря Крюк (сын Натальи Стеценко, сейчас ведущий программы) делает все очень аккуратно. Но это другая игра. Это вообще была очень сложная штука, ведь вначале, когда Дед придумал эту игру, он в ней не появлялся и этим интриговал всю страну. Это было что-то невероятно таинственное, великое, могучее. На встречах со зрителями задавали вопрос: «А что, он такой некрасивый, что его нельзя показать?» И я был категорически против, чтобы он появился, потому что... «Великий и могучий Урфин Джус». И вдруг появится старый, лысый человек — и все величие пропадет. Но как он срежиссировал свой выход! Каждый выход Володи был спектаклем, в котором было все: пролог, драма, уход — это было не то что вылизано, это было придумано. Он менял правила игры, он обострял, он провоцировал, он не мог повторять передачу. Главным зрителем каждой передачи была мама. Звонок: «Верке не понравилось. Верке понравилось». Он всегда звал маму Верка и «акула империализма». Она невероятно наивна, она верила в коммунизм, верила, что негров в Америке линчуют. Такая пионерка, оставшаяся в том времени. И вот она его долбала, критиковала. Он прислушивался ко всем. При его вроде бы внешнем хамстве таком — барин — он слушал всех. И он вылизывал и придумывал. Сегодня я вижу добротную передачу, мне душевно она приятнее, чем «Алчность» или «Слабое звено», потому что в ней никого не закладывают, не унижают, что само по себе приятно. Но это уже не то.

— Стало известно, что после смерти Ворошилова некое дело в Дорогомиловском суде Москвы слушается или будет слушаться. Что это за дело, если вам известно, о чем идет речь?

— Не хотелось бы говорить, потому что эта ситуация для юристов. Есть определенные сложности, связанные с завещанием Володи, с его непростой семейной жизнью. Так получилось, что в последние годы у него появилась новая жена, у него родился ребенок. Это был первый его ребенок — в 67 лет. И, кстати говоря, это было начало нового Ворошилова. Я могу сказать, что за полгода до смерти Володя попросил и меня, и Мишу Шатрова, людей, столько лет связанных дружбой, быть своего рода душеприказчиками. Я из суеверия его отговаривал, сколько мог. Но уход его был настолько неожиданным, что он, конечно же, ничего не успел официально завещать.

— Душеприказчиками... Вы некую бумагу с ним вместе готовили?

— Он хотел написать завещание и чтобы душеприказчиками были мы. Он все время думал об этом.

— Ему было что завещать?

— Было. И он думал: вот, сейчас помру. И он хотел, чтобы было поровну разделено между ребенком, мамой, потому что мама жива, и официальной женой. Ведь последние 7—8 лет Ворошилов и Стеценко не жили вместе. С ней был совместный бизнес и настороженно-уважительные отношения. Лет за 7 до смерти он очень сильно изменился: так получилось, что он оказался одиноким. Имея вроде официальную жену, он был очень одинок. Он приходил ко мне и у жены спрашивал: в конце концов, когда еще пройдет несколько лет, не приютит ли она его на подстилочке у нас вместе с собачкой Дуськой? И вот в такой его жизни появилась Наташа. Они познакомились в Переделкино, она поступала в институт. Честно говоря, я могу понять — в Ворошилова влюблялись очень многие. Невероятная популярность, интересный человек, таинственный. Он умел срежиссировать все. Но я на это смотрел как на проходящее, а это не проходило. И вдруг Дед с ужасом сообщил мне: «Ты знаешь, похоже, у меня ребенок будет». Надо сказать, что детей он боялся до полусмерти. Но что значит боялся? У него никогда их не было, вот в чем дело. Хотя с Борисом, с сыном Натальи, он находил общий язык, в шахматы играли. Но все-таки было мальчику уже лет 7—8, когда они со Стеценко сошлись. А тут появилось существо, от которого Дед был настолько испуган... Даже не поехал в роддом встречать ребенка. И когда девочку привезли в Переделкино, я приехал, а он мне говорит: «Слушай, спустись, у тебя как бы опыт уже есть. Посмотри, там все у ребенка на месте?» Я пошел, лежало очаровательное существо с гривой волос цвета красного дерева, невероятно похожее на Ворошилова. Когда годика в два она заговорила, для него это было совершенное открытие; он мне пересказывал все вопросы, которые она ему задает, она его звала в последнее время «папа-зайчик», потому что у него болел желудок и ему прописали капусту есть. И в последний день они вместе ходили покупать капусту... Вот «папа-зайчик» и маленькая Наташа гуляли, и он открывал для себя совершенно новый мир.

— В чем суть судебного конфликта? Неразделенное наследство?

— Я думаю, что это состояние самолюбий, отягощенное большими деньгами.

— Спор жены фактической и жены официальной?

— Да.

— Недавно в газете «Антенна» было опубликовано интервью с официальной женой и редактором передачи «Что? Где? Когда?» Натальей Стеценко. Но она говорит, что девушка эта была домработницей у Ворошилова, она сообщает, что все это было случайно, что именно она встречала Климову из роддома, а не Владимир Яковлевич.

— Я читал, мне знакомые принесли эту газету. После этого пришлось принять добавочную порцию лекарств. Миша Шатров тоже мне ночью позвонил — и такое же ощущение. Конфликт, наверное, был вот в чем: жена и редактор передачи. Володя хотел заканчивать передачу, он устал — 70 лет. Он понимал, что 25 лет для программы — это невероятно много. Те, кто внимательно смотрели «Что? Где? Когда?», помнят, что на одной из передач он просто стал в кадре заваливаться. Огромная нагрузка. Это же живой эфир! Причем живой эфир не ведущего, а живой эфир режиссера. Что бы там ни говорили, хозяином передачи был Ворошилов. И его нервами, его силой, его талантом передача держалась. Сейчас это инерция. Были конфликты, он жаловался. Я могу судить и по тому, что говорил Дед мне. Он хотел закрыть передачу. У него были планы написать книжку и еще какие-то фантазии с Интернетом. Он думал, что может преподавать. У меня было ощущение, что ему все больше и больше становится интересно быть дома. Может быть, это годы, а может быть, и открытие ребенка. Он никогда в жизни не видел такого и не переживал — для него это был спектакль. Что касается «уборщицы», придуманной Стеценко, то я лично знаю, что Наташа тогда, по-моему, отдыхала в Переделкино, кажется, перед поступлением в МГИМО... Я его еще дразнил: ты скоро вообще с детсадом начнешь знакомиться. Как-то началось все это шуткой... Но было и чувство страха, одиночества, нехватки домашнего тепла. Я понимаю, на Стеценко висела фирма, на ней висел Борис, внуки, она вообще более жесткий человек. Там были сложные отношения...

— То, что вы говорите о Ворошилове и его позднем ребенке, — это будто о другом человеке и другой жизни, а в интервью сказано прямо его официальной женой: «Он признался мне, что смотрит на малышку и понимает, что она ему чужая. Потом и вовсе начал жалеть о появлении дочери». Это же очень серьезное заявление.

— В первый момент он действительно очень боялся, как и любой человек. Потом у него был период какой-то жалости, он все время говорил, что я боюсь, что я не смогу вырастить. Он все время думал о смерти. Он умер ведь совершенно случайно и неожиданно. И не должен был умереть. У него сильно подскочило давление, прихватило сердце, а он свято верил в экстрасенса... Экстрасенсы, которые ему помогали, в свое время убедили его, что не надо принимать таблетки. И он не принял элементарной таблетки нитроглицерина.

Он все время боялся, что маленькая Наташа не успеет при нем вырасти... Наташа и ребенок прописаны у Ворошилова в квартире. Я вот вам говорю, а вы на меня смотрите — ну и что? Ни одна из жен никогда не жила с Ворошиловым под одной крышей. Ни одна.

— И официальная его жена жила в другой квартире?

— В другой. А он жил с мамой. И он прописал в этой квартире ребенка.

— А вокруг чего тогда разговор в интервью о том, что идет спор за квартиру на Кутузовском, за дом в Переделкино?

— Это все входит в состав имущества. Желание Володи было: чтобы все разделили поровну — между тремя фигурами.

— Кстати, о маме — ей 92 года. Она с кем? С бывшей женой или с матерью ребенка?

— С молодой женой, с внучкой.

— То есть сейчас живет семья: последняя жена, ребенок и мама?

— Да, живут они в Переделкино. Мама боготворит внучку, для нее это тоже свет в окошке.

— А какой вы видите идеальный выход из ситуации, чтобы и память о Ворошилове не изменилась у людей и чтобы его ребенку, его маме в жизни было легче?

— Я категорический противник каких-либо разборок, грязи. Какой бы Володя ни был, во-первых, ничего в его характере изменить уже нельзя. Что бы он ни сделал, он это сделал — и опять-таки изменить этого нельзя. Но я могу сказать одно: что Володя был гений телевидения, это в значительной мере оправдывает его плохие черты характера. Он вылепил огромное количество людей: режиссеров, продюсеров, администраторов — они получили все колоссальную школу. А характеры — это настолько сугубо личное. А затем другое: я видел, что в последние годы он был счастлив.

— Завещание существует?

— Нет. Разве Дед думал, что он вот так скончается?

— То есть когда он вас призывал, он так это завещание и не написал?

— Разговор был где-то в августе — сентябре, потом он звонил буквально за несколько дней до смерти и сказал, что приедет: «Хочу поговорить по тем вопросам, позвони Андрюше Макарову» (юрист. — Ред.). Все время жаловался на язву, а скончался от инфаркта. Как сегодня его мать мне сказала на кладбище: «Почему он меня не предупредил? Он же все всегда планировал».

Михаил ШАТРОВ, драматург:
— Мы были с ним близки с 1956 года. Многое мы делали вместе. Я пробил, чтобы он во МХАТе оформлял мой спектакль «6 июля». Он был для меня как родной брат. Два года жил у меня на даче в Переделкино. Он каждый день приходил. Мы часами сидели на веранде, обсуждали его и мои дела, новости... Когда появилась дочка, он за четыре года прошел путь от человека со стороны — до безумной любви к ребенку. Был у нас разговор о нашем будущем: его и моем. «Я тебя прошу, — сказал Володя, — чтобы ты был рядом с ними в этой сложной жизни. Рядом с матерью Верой и ребенком...» Он мне сказал, что хочет закрыть «Что? Где? Когда?». Говорил: «Никакого преемника нет... Меня обирают... Передача не развивается...» Но решиться на шаг он не смог. Боялся, что Стеценко все разрушит, тем более там в команде был и ее сын, и ее любовник. Что его убило, с моей точки зрения? Когда была последняя серия передач, его вызвал за два часа к себе один из руководителей канала: «Или 150 тысяч, или все летит к черту...» Ворошилов спустился к команде, они сказали: плати. И он заплатил. Он все время переживал это. Думал: может быть, все были в сговоре. Я сказал об этом на поминках, но никто не обратил внимания. А меня удивляют «знатоки». Вместо того чтобы спросить «как же так?», прочитав интервью Стеценко, молчат. Молчит президент Академии телевидения — Познер. Обидно, никто из выращенной им команды в годовщину смерти в дом жены и ребенка не пришел.


Оригинальную версию статьи можно найти здесь: http://www.cn.com.ua/go.cgi?19

Hosted by uCoz